Искренность не может не сочетаться с Библией

Одним из самых интересных, необычных и, даже, модных театров С-Петербурга является Большой Театр Кукол. Одной из визитных карточек коллектива стала трилогия по ветхозаветным книгам. Об этих постановках мы побеседовали с главным режиссером театра Русланом Кудашовым.

-Руслан, на мой взгляд, достойно поставить библейские книги в кукольном, как и любом другом, театре, дело сложное и почти невозможное. Что Вас подвигло?

- Я не первый, кто прикасается к библейскому сюжету, достаточно большое количество мастеров это делали. Что касается меня лично, то несколько лет назад я пережил одно катастрофическое событие в своей жизни и мне очень помогли аудиозаписи книги Питера Крифта «Три толкования жизни», которые мне подарила крестная моих детей. Когда я их слушал, то дал себе слово, что постараюсь сделать три спектакля, посвященные трем книгам Ветхого Завета, о которых идет речь у Крифта: «Екклесиаст», «Песнь Песней» и «Книга Иова».

Тогда я находился в критической точке, такое бывает у людей, в частности, это описывается в «Книге Иова». Елиуй говорит, что «в болезни на ложе своем» Бог вразумляет человека, Он каким-то образом напоминает о пути, на который человек должен вернуться. Не в такой мере, конечно, но что-то подобное я испытал, и возникло четкое ощущение, что я должен это сделать.

kudashov_04

- Кукольный театр подразумевает наличие кукол. В этих библейских спектаклях, куклы практически отсутствуют…

- Это не совсем так. В «Книге Иова» есть кукольный план и в «Песни песней». Кукол там не так много, но все-таки есть способ существования близкий к визуальному театру, к которому тяготеет современный театр кукол. Он уже давно начал расширять свои границы. Это, во-первых.

 Во-вторых, это дает некоторую свободу. Мы вели работу над спектаклем этюдным способом. Но не в смысле драматического театра, где все более очерчено, более конкретно, потому что там есть конфликтная ситуация, там актер может на что-то опереться. Здесь, что касается «Песни песней», актер ни на что не может опереться, кроме какого-то личностного откровения. Поскольку если мы говорим о любви, то надо либо молчать об этом, либо говорить о каких-то откровенных вещах, которые находятся в глубине человека. И вот поразительный момент, когда актер искренен, это не может не сочетаться с библейским текстом. Искренность — некий залог того, что ты, так или иначе, попадаешь в суть. Не что-либо другое, ни концепция, ни размышление, ни толкование, ни что-либо еще, а именно откровение, твое, личностное откровение. Откровение — это единственный ключ, который может позволить тебе к чему-то прикоснуться, грубо говоря, откровение твоего сердца, больше ничего!

Если бы мы занимались каким-то концептуальным решением или трактовкой, мы бы, наверняка, ничего не смогли сделать. У нас было прекрасное время, когда актеры могли быть откровенными, они сумели что-то открыть в себе. Если они открыли в себе, значит они открыли миру что-то, и, таким образом, состоялась эта работа.

kudashov_02

- В нашем мире, который серьезными темами не интересуется, а библейскими особенно, поставить библейские спектакли отважный поступок. Какова реакция зрителя?

- Как ни странно, они пользуются успехом. Все началось с «Экклезиаста», этот спектакль чуть попроще, и он более открыт для широкого зрителя, и он пользуется очень большой популярностью. Притом, что никакой особой рекламы мы не производим. Это какое-то «сарафанное радио», которое передает из уст в уста… У нас полные залы, и полный зал на «Песнь песней».  Последний спектакль трилогии, «Книгу Иова», мы сыграли  не так уж много, но два раза был аншлаг, люди приходят.

Все-таки мы долгое время занимаемся театром, восемь лет мы его меняли и привлекли к себе свою аудиторию, свою публику, это, во-первых. Во-вторых, эта ветхозаветная трилогия привлекла очень большой поток разноконфессионального зрителя, к нам приходят и православные, и иудеи, и католики. Разные люди приходят, это как бы целая волна, которая привлечена в театр с появлением этих трех названий. Это тоже очень любопытно и отрадно, и очень интересно следить за их реакцией. Все по-разному реагируют, есть более восприимчивые люди к тому, что может быть такая свобода трактовки, и есть люди, менее принимающие, которые стоят за свое догматическое видение. Это тоже интересно, поскольку рождает диалог, и это полезно для всех сторон.

- Но конфликтов не было? Никто вас не отлучал от Церкви?

- Нет, но мне высказывались всякие разные вещи, категорические, что так делать нельзя. Я пытался понять, почему «так нельзя», но потом понимал, что происходит некое недопонимание и недоговоренность. Пока никто не отлучал.

- Каждый спектакль ставится с какой-то сверхзадачей, с какой-то миссией. Чего Вы хотели добиться от зрителя, выходящего со спектакля, ставя эту трилогию?

- Дело в том, что все это было обращено, прежде всего, к нам самим. Мы не особо, так скажем, образованные люди, это и для нас поучительные книги, учебные книги, и мы что-то в себе открываем.

А что касается зрителя… Максим Гудков, исполнитель роли Иова, потерял жену, она умерла от рака, очень тяжело уходила, и у него даже психологический слом еще остается, хотя прошло три года. Он сказал мне, что это даже терапевтически ему важно как человеку, что черты Иова могут находиться в каждом, кто терял в жизни родных и близких. Это все переживают по-разному, но был такой человек уже в древности, и был такой опыт переживания человеком. Если кому-то становится легче после этого спектакля, то это уже  воздействие на зрителей.  

kudashov_06

Что касается «Песни песней», мне кажется, что очень сложно произнести слово «Любовь» так, чтобы не погрешить, и поэтому мы специально создавали такую ткань, которая бы вводила в некую среду, которая даже очень сложно проговариваема. Есть же такое выражение «Бог есть любовь», но мы так очень быстро об этом говорим, и как будто что-либо определяем, а задача, видимо, состояла в том, что это не определимо, это больше, чем слова, это невозможно определить, ухватить даже. Это ощущение какой-то бесконечности, какой-то вселенной, созданной словом Любовь. Было ощущение, что это не ухватить. «Ибо бег он – и движется. Ибо звездная книжища вся: от Аз и до Ижицы, след плаща его лишь». Такое ощущение необъятного Космоса, который перед тобой открывается, который может содержаться в каждом из нас. Это касается и человеческой любви, и вселенской Божественной любви. В этом есть некая взаимосвязь миров. Нам казалось, что в тексте об этом говорится, потому что он бесконечно великий, и там можно копать и копать. Вот это ощущение, эту бесконечность и разность форм и видов любви, вплоть до жертвенной, нам хотелось передать.

Ну а что касается «Экклезиаста», то обратить внимание на самих себя, на ту суету, в которой мы живем, в которой мы теряем самих себя, и жизнь наша, как песок, утекает.

- Вы не боитесь говорить на серьезные темы даже  в детских спектаклях. Годичной давности утренник под Новый Год стал серьезным разговором, который кажется публике, приходящей на подобные спектакли, непривычными. Почему Вы не боитесь?

- Видимо, я потерял какой-то контроль, потому что «Песнь песней» дала некое блаженство.  Во мне, как в художнике, этот спектакль открыл во мне какие-то новые вещи. Он был, действительно, очень сложный в плане даже его написания, сочинения. Следующая постановка была как раз «Тайна новогодней елки». Я просто не переключился и, видимо, забыл произвести некий контроль в себе. Потом уже по реакции публики я понял, что, наверное, не все к этому готовы.

Для меня это был очень простой и свободный спектакль, видимо, «Песнь песней» дала такой толчок, когда я не успел какую-то «клетку» закрыть в своей голове или в сердце. И для меня было естественно, что идет как бы продолжение. И великое стихотворение Бродского «Сретение», оно меня куда-то вынесло. Я должен был записывать, это мой голос звучит в спектакле, и я в течение полутора месяцев наговаривал каждый день это стихотворение. Когда ты это наговариваешь, уже начинаешь жить в каком-то другом пространстве, и, таким образом, не сработал тормозной механизм. Вот так это и получилось.

kudashov_08

- То есть Вы считаете это неудачным опытом?

- Нет, я считаю его вполне удачным, я даже считаю, что это потрясающий опыт! Потому что там же есть великие строчки: 

«В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена»…

«Предмет пререканий и повод к раздорам» — и ты понимаешь, что, когда возникает момент некоего выпадения из общепринятого, то происходит некое высвобождение энергии. Ты понимаешь, что и Рождество сопровождалось достаточно большой трагедией. С одной стороны, рождение Мессии, с другой стороны, избиение младенцев. Это страшное Рождество, и, мне кажется, воспринимать его нужно именно в полном объеме. Поэтому мы просто стремились к объективности, вот и все, а уж что получилось, то получилось.

Я, конечно, не был готов к той реакции, которая была на некоторых спектаклях, я помню очень хорошо свои ощущения, с одной стороны, было страшно, потому что началось восстание, с другой стороны, ощущение покоя. Это странно, с одной стороны, тревога, с другой стороны, покой.

- Кстати, почему рождественский спектакль носит название «Тайна новогодней елки»?

- Елка там один из главных действующих персонажей. Опять же елка по стихотворению Олега Григорьева укрывает Святое Семейство своими ветвями от преследователей, она защищает их, спасает. Достаточно большое количество людей нечасто вспоминает о том, что такое новогодняя елка. Ее тайна в том, что это Рождественская елка.

Беседовал Михаил Фатеев

Фотографии с сайта БТК

Михаил Фатеев
Режиссер, продюсер, журналист. Отец троих детей.